По информации сайта «Миротворец» 1391 сотрудник Службы Безопасности Украины в Крыму изменили присяге и перешли на сторону новых властей: 3-е управление (с дислокацией в г. Симферополь АР Крым) – 135, ЦСО “А” СБУ, Управление внутренней безопасности СБУ – 8, ГУ СБУ в АР Крым – 817, УСБУ в Севастополе – 383. Без малого – это 90% личного состава, и только 10% теми или иными путями эмигрировали на подконтрольную территорию. Список перебежчиков опубликован, он есть в наличии, у тех, кому надо и кому положено.
О судьбах оставшихся доходят противоречивые сведения, однако, опираясь на исторические случаи, предположим, что они стали перед выбором: или быть всегда на подозрении, или продемонстрировать рвение – избыточное по форме и по содержанию.
В продолжение своих воспоминаний о крымских людях в погонах и с соответствующими полномочиями, вспоминаем и главных по роду занятий борцов с потенциальными силами вторжения. Хочется все-таки заметить, в скобках, что соблюдение паспортного режима и борьба с жуликами все-же несколько менее ответственное жизненное задание, нежели борьба с подготовленными врагами твоей страны. И ответственность разная, хоть и те, и другие принимали клятву, называемую присягой.
В общем говоря, про крымское СБУ и ее сотрудников.
Наблюдая на экране монитора будни крымской оккупации нет-нет да и вспомнишь иные эпизоды из мирного ещё прошлого, из «накануне». И думаешь о тех эволюциях, что происходили в том небольшом, локально расположенном обществе. И как обычно происходит в истории Крыма, эти эволюции какие-то особенно показательные, наглядные для анализа родственных ему, более крупных обществ. Если ты еще там вырос и сформировался, то можешь наблюдать, как исторические события отражаются на личностях, с тобою раньше живших буквально в соседнем доме. Как некоторых из них сделали эти события настоящими героями, а других – обычными предателями.
Прежде всего вспоминается – по контрасту – что было раньше все легкомысленнее, так, как сейчас уже невозможно. И в части бытования спецслужб тоже. С ними как-бы играли, их дразнили – как опасного, но привязанного кобеля. А ещё немного надеялись, что он со временем станет честным защитником государственных интересов.
Некоторые выходки едва не переходили рамки приличий. Один мой знакомый (некий N) сделал себе развлечением преследовать известного ему сотрудника СБУ, в оперативных целях посещавшего многочисленные симферопольские митинги и политические встречи. Становился рядом с ним, работающим в поле, занятым человеком, и то подмигнет многозначительно – «обрати внимание!», то на оратора укажет и глаза закатывает. Разыгрывал пантомиму. Изображал приближенного. Развлекался. И так все, скажем, полтора часа. А сотруднику терпи, не раскрывая инкогнито. Тот прямо не знал куда деваться, молодой лейтенант.
Этот мой знакомый, внештатный репортёр и интернет-активист, становился порой невыносим, когда видел сотрудников спецслужб. Родственники у него от гебни пострадали, в этом видимо дело.
Эту черту его характера я узнал после одного случая. Как-то на летней террасе кафе беседовал с эсбеушником – куратором национально-политических группировок – и тут проходит мимо N. Куратор меня обхаживал, проводя, как понимаю, предвербовочное налаживание отношений.
N., все верно оценив, без особых вступлений сразу же воскликнул:
– Чего ждать, офицер? Скажите нам как компетентный орган – времена-то тревожные?!
Потом он и коньяку ему преподнес, и выпил с ним, и пообещал ничего об этом факте его руководству не рассказывать. А потом назойливо выяснял – якобы выполняя редакционное задание – объемы российских активов в Алуштинском регионе… В благодарность на предоставление ему копий соответствующих документов обещал раскрыть сеть агентов Госдепа в крымских филиалах международных организаций. А потом жаловался, что не раз уже изъявлял желание стать сексотом, но его почему-то не берут. И пообещал стать агентом Госдепа. Устроил, в общем, эдакий шутовской бенефис.
Этот N. прямо-таки специализировался на преследовании оперативников внешнего наблюдения, благо и сам работал в тех-же местах и сходным образом. Иногда он бывал прямо-таки вероломен. Например, на сходе крымскотатарских активистов подходит к характерному пареньку усредненно-невыразительного облика, да и говорит:
– Чего это они и тебя послали? Ты же по-татарски ни в зуб толкнуть.
Тут выступающий как нарочно перешел на крымскотатарский.
– Вот! – обрадовался N. – А знаешь, что он сейчас сказал? Этот президент – хитрый земляной жук! Так и заявил. Я-то по-татарски немного понимаю.
Чем, как не шуткой мог я тогда назвать периодические заявления Мустафы Джемилева о том, что к нему попали копии отчёта СБУ на имя, скажем, Януковича, в которых Меджлис назван экстремистской организацией и «головною загрозою безпеці в АР Крим»? И выложит их в общий доступ – забавные такие документы, бессодержательные по фактажу, но чуть ли не с грифом «совсекретно». А Мустафа-ага недоумевает, мол, что происходит вообще в этом СБУ?
Я с друзьями, переполненный молодого задора и весёлости, воспринимал происходившее все более с юмористической стороны – и воображал лица тех генералов, что эти отчёты готовили и передавали вверх начальству.
Конечно, всех нас весь этот симферопольский круг политактивистов, журналистов, мелких госслужащих, аспирантов и примыкающих к ним поэтов и писателей образ наблюдающей за всеми нами силы, привитый нам мамами и папами – не только развлекал, но и пугал, и болезненно интересовал. И этих неприметных с виду, но зловещих сотрудников обоснованно подозревали в коварстве и предательстве.
«Это сейчас они такие смирные и травоядные, но будет час… – думали мы и меняли пароли на рабочих компьютерах. – Товарищ, знай – пройдёт она, так называемая гласность и вот тогда госбезопасность…» вспоминали за графином чая самые дальновидные из нас. А тут ещё приятель, подвизавшийся работать в предвыборном штабе, скажем, Льва Миримского, рассказывает: «Представь, там замначальника – капитан ФСБ. Все об этом знают, да и он особенно не скрывает…».
Ну вот историческая развилка пройдена, и одна, меньшая часть той симферопольской среды, продолжая борьбу в Киеве, с понятной настороженностью видит в СБУ все-таки соратников в своей борьбе, а другая, оставшаяся, оказалась наедине с многоглавым монстром, кошмаром их собственным и кошмаром их мам, пап и бабушек. Да, проблески будущего, а в данном случае двух будущих уже ясно различались в те дни, – но могли ли мы тогда их верно понять?
…После нападения на Грузию мой товарищ придумывает систему подпольной бестелефонной связи – что-то типа «под этой скамейкой с правой стороны будет прикреплён пакет, откроешь его – там будут написано, как быть дальше». Он уверен, что за Грузией последуют Крым и сразу будут слушать все телефоны…
…Другой товарищ думает, как среди молодых крымских прокуроров выявить неиспорченных и романтичных сотрудников, чтобы потом, повлияв на них, направить их деятельность на пользу законности и интересов граждан…
А третьи, самые прозорливые реалисты, попросту считали крымское управление СБУ филиалом ФСБ, милицию и прокуратуру пассивными коллаборантами, интеллигенцию – тоскующими по империи ирредентистами, а массы, симпатизирующие КПУ – протофашистской шоблой.
Март 14-го выявил правоту последних, так сказать, экспериментально.
Небольшое теоретическое отступление, к вопросу об исторической иллюстративности Крыма. В первые месяцы после вторжения мы видели организованный спецслужбами фашистский бунт, с привлечением криминалитета и с поддержкой милиции, прокуратуры и судов. Затем массы отстранили, и установился полицейско-судебный режим подавления – как оппозиции, так и собственных соратников. За последнее время Россия уверенно движется в том направлении, который уже прошел, форсированным темпом, Крым. Показательно, что сейчас Навальный заявляет об «оккупационной» природе российской власти – то, что в Крыму было ясно ещё 7 лет назад. Так же как в Крыму все эти годы, сейчас в России любой человек с плакатом – враг и жертва; как и крымские СИЗО, так и российские теперь заполняются политзеками. Что дальше? По крымскому сценарию – обращение чекистов к массам, попытки организации воинственных масс и натравливание их на указанные цели.
Накануне захвата, в Крыму было как в семействе, где подрастает предатель. Он ещё потенциальный, ещё свой, буквально как сосед или, скажем, одноклассник. Но будет час, когда он вцепится тебе в горло – или будет помогать тем, кто вцепится.
А тогда, до оккупации с ними, милицией и спецслужбами, все больше шутили. И по-взрослому шутили тоже, словно разминаясь перед вступлением во взрослые игры. Сейчас кажется, что в те годы мы себя готовили к последующим событиям – таково уж свойство человеческого мышления: в своем прошлом искать какой- то смысл.
Андрей Щекун, в конце нулевых один из лидеров крымских украинцев, рассказывал мне:
– Іду по вулиці. Тут зупиняється машина та виходить якісь чолов’яга, та й каже що він зі Служби Безпеки. Сідайте будь ласка. А там голова Бахчисарайського відділу. Давайте, каже, пообщаємся, время настало. І давай мене лякати. Я слухаю, а потім кажу йому: по-перше: а ви знаєте, що у українських націоналістів є своя служба безпеки? По-друге: а ось ви особисто як вважаєте – за вами ніхто з Києва не спостерігає? Той подумав-подумав, а потім каже: всьо, вопросов нет.
…в марте 14-го Андрей оказался одним из первых попавших в плен, как потом стали называть, «на подвал». Он пальцами выковыривал пластиковые пули, которыми ему стреляли в ногу, а в соседней камере сидел парень с только что отрезанным ухом. Надо было рассказать все, что знаешь о боевиках «Правого сектора»…
А незадолго до этого крымская политизированная и интернетизированная интеллигенция (собственно говоря, очень незначительная численно часть всего населения) забавлялась играми с властью. Суть игры сводилась к формуле «мы знаем, что вы знаете». Или даже: «вы знаете, что мы знаем, что вы знаете». Откопав факт, например, коррупции или слишком уж наглых действий российской агентуры, весь этот фактаж выкладывался на форумах или дружественных сайтах с пометкой «Вниманию прокуратуры». А после писались по форме заявления туда же, и ищущий известности юный репортер требовал информации и реакции от людей в погонах, где только мог их застать. Бывало интересно, особенно когда эти люди в погонах втягивались в полемику.
Из моих однокурсников с гуманитарного факультета 2 девочки и 3 мальчика впоследствии стали работать в СБУ, а один стал надзирателем в Симферопольском СИЗО. В марте 14-го я встретил одного из них, однокурсника З-ва, на митинге против оккупации. Стоит, наблюдает. Я подхожу к нему:
– С кем Служба? На чьей стороне?
Однокурсник З-ов:
– С крымским народом.
Но видно, что нервничает. Решение уже принял, но немного ссыкотно: а вдруг у его новых хозяев что-то не получится?
Я иногда думаю: а если бы я сейчас (с поддельным паспортом!) появился на улицах Симферополя, и повстречай меня этот З-ов. Он же узнает меня, и я его узнаю. И он же обязательно просигнализирует коллегам. То есть он мне приготовит «прессхату» и электропроводку к гениталиям… Там, в Симферополе полетят злорадные сообщения в «Крымской правде»: «ещё одного диверсанта поймали», «а ведь был нашим соотечественником… а стал фашистом…», «ну ничего, обезвредили…».
Но что будет, если я его встречу где-нибудь на берегу Днепра? Забавно вообразить эти картины: здесь, на берегах Днепра – деловитых адвокатов и журналистов, рассуждающих экспертов на тему «не все так однозначно… не было приказов…».
Так вот и жили бок о бок с предателями, которые сами не знали этого о себе.
Завершаю сценой, типичной для времён исторических переломов – «заметание следов».
Март 14-го, Симферополь, улица Фрунзе, здание СБУ. Проходя мимо отмечаю нехарактерное оживление, некоторую суету, какие-то люди в камуфляже на близлежащих перекрестках, и тому подобное. Подхожу к одной из группок и говорю с уверенной наглецой (адреналин в те дни у меня буквально зашкаливал)
– Мужчины, а что происходит?
Те напрягаются, на отвечают просто:
– Все в штатном режиме.
– А почему в камуфляже?
Старший из них сморгнул, покрутил головой, и говорит:
– На рыбалку собрались. За грибами.
Как потом оказалось, в тот день в симферопольскому СБУ жгли архивы.
Иван Ампилогов