В январе исполняется 62 года подвигу четырех советских моряков – Асхата Зиганшина, Анатолия Крючковского, Филиппа Поплавского и Ивана Федотова. В 1960 году моряки, в течение 49 дней, дрейфовали в открытом океане без воды и еды на небольшой барже, которая совершенно не предназначалась для океанских походов. “Флот 2017” поговорил с одним из участников тех событий – АНАТОЛИЕМ КРЮЧКОВСКИМ, который проживает в Киеве.

Подвиг четырех советских моряков вошел в историю мореплавания, как “дрейф самоходной баржи Т-36”, которая 17 января 1960 года, во время сильнейшего шторма, была сорвана со швартовки на острове Итуруп (Курильская гряда). В момент инцидента на судне находились четверо советских военнослужащих. Баржи подобного типа использовались исключительно в хозяйственных целях и не предназначались для длительных океанских походов. Тем не менее, за период дрейфа баржа была отнесена от острова на расстояние свыше 1700 км и лишь 7 марта совершенно обессилевших моряков, по счастливой случайности, спас экипаж американского авианосца.

– День 17 января помните?

– Конечно, до сих пор все хорошо помню. Мы с ребятами были немного удручены. Все дело в том, что еще 16 января нас было пятеро – с нами был наш связист Анатолий, но в тот день, как раз накануне нашего фатального «отрыва», он швартовал баржу и ему придавило ногу. Его экстренно отвезли в госпиталь, а мы остались вчетвером – я, Асхат Зиганшин, Филипп Поплавский и Ваня Федотов.

 Поэтому настроение было как-то не очень – товарищ травмировался все-таки…. В тот день с утра нам еще выдали зарплату. Но нас это не радовало – тратить деньги не было где. Мы ожидали прибытия судна к утру, работы предстояло много, а погода этому не способствовала.

– Что же случилось?

– Все началось примерно в 6 часов утра. Поднялась буря с метелью, затем внезапно налетел тайфун – волны достигали 15 – 20 метров. Нашу баржу (ее размеры 4х14 метров) вынесло из бухты Касатка. Кстати, вторую баржу также оторвало – но им повезло «выброситься» на берег вовремя.

– Что значит «выброситься»?

– Найти песчаную отмель и направить судно туда, чтобы оно село на мель – при такой погоде у людей есть шансы спастись на отмели, добраться до берега, а затем, когда буря утихнет, забрать поврежденную баржу. Мы тоже попытались провести этот маневр, но врезались в сопки и нас понесло дальше.

 – Испугались?

– Страха не было. До этого нас регулярно отрывало от берега большими волнами. Включали дизеля и шли обратно – дело привычное. Но мы не учли силы ветра, а его скорость превышала, наверное, 80 метров в секунду. И с нами не было радиста… До обеда мы так и не смогли пристать к берегу, и при попытке «выброситься» мы получили пробоину, которую, конечно же, сразу заделали. Нас относило все дальше. Но мы были военнослужащими и знали, что шторм не вечен, и нас бросятся искать.

– Поисковую операцию организовали?

– Да. Как оказалось, уже к вечеру нас начали искать. Но обнаружили только нашу бочку с водой, которую смыло за борт, несколько обломков баржи и мешки с углем и решили, что мы утонули. А нас тем временем несло в открытый океан.

– А рация была на барже?

– Была старая солдатская рация, но во время неудачного «выброса» она упала, поэтому работала плохо. Слышали мы только одни шумы и треск, хотя попыток связаться хоть с кем-то не прекращали.

– Кто взял командование на себя?

– Асхат Зиганшин был младшим сержантом, а мы рядовыми. По старшинству командование в критической ситуации взял на себя он. Сразу же отдал распоряжение  запустить двигатели и маневрировать, чтобы нас не разбило о скалы. Так мы маневрировали полтора дня, пока не закончилась солярка, а ураган все не утихал.

– Когда же появился страх?

– Где-то на второй-третий день стало крайне тревожно. Дело в том, что мы были практически без запасов пищи и без пресной воды. Накопилась усталость, а волны и ураган не давали отдохнуть. Нас бросало словно из ямы в яму – если уснуть при таких условиях, то можно и травму получить. А потом в рубке мы нашли газету «Красная звезда», где было сказано, что в эти дни как раз в том районе, где мы предположительно находились, должны были пройти военные испытания. Вот тогда нас обуял страх – питания нет, пресной воды крайне мало, а нас могут не искать еще месяц, в зависимости от того, сколько времени будут продолжаться испытания. 

– Что из продуктовых запасов было в наличии?

– Обычно на барже имеется запас продуктов на 10 дней – чай, сахар, сгущенка, тушенка, картошка, сухари. Но наша баржа уже готовилась к зимовке, все продукты мы вывезли в казарму. Оставили минимум – на обед четырем мужчинам.  У нас была буханка хлеба, банка жира, несколько видов круп в банках и где-то полтора-два ведра картошки. Провианта оставалось мало, потому что нам как раз должны были давать паек. Начали с хлеба, жира и круп. Картошку во время шторма по трюму разбросало, она была вся в мазуте – в первые дни подумали, что не будем ее есть. Но на четвертый или пятый день пригодилась и картошка в мазуте. Воду сначала сливали из системы охлаждения, а после набирали дождевую, подставляя под дождь все, что могло собрать воду. Пробовали выварить морскую, но это была чистая рапа (раствор солей, – “Флот 2017”) – после ее употребления пить хотелось еще больше.

– Еду как-то делили?

– Да. Мы понимали, что нас несет в Тихий океан. Непонятно, когда нас найдут и станут ли искать, если в этом районе будут стрелять советскими ракетами. Поэтому все расходовали крайне экономно. Например, когда закончился хлеб и крупы, начали делить картошку – по половинке каждому в день и по нескольку глотков воды.

– 27 января на дрейфующей барже вы отпраздновали свой день рождения?

-Да. Но на это мы в то время внимание почти не обратили. Ребята поздравили меня словами и даже разрешили выпить два дополнительных глотка воды и съесть четвертину картофелины – вот так я и отпраздновал свой 21-й год рождения.

– Когда закончились припасы?

– Растянули на 35 дней. Потом начали искать варианты. Зиганшин сначала сварил ремень от часов – варил долго, в соленой воде, затем разрезал перочинным ножиком по полосочкам, как макароны. Жевать пришлось долго, но за счет такого жевания создавалась иллюзия насыщения. Затем в ход пошли ремни от брюк, а потом уже сапоги. Как оказалось, труднее всего было грызть сапоги. Готовили их так – отрезали по кусочку и клали на буржуйку, которую топили шинами, там она немного размягчалась, но жевать ее все равно было трудно – мы смазывали ее солидолом, чтобы проглотить. Таким образом, обманывали желудок. Тот вкус я запомнил, наверное, на всю оставшуюся жизнь. Повезло, что ремни и сапоги были кожаными.

– Как за 49 суток такого дрейфа никто из четырех членов экипажа баржи не сошел с ума и не потерял человеческий облик? В чем секрет?

– Я думаю, все из-за того, что родились то мы практически все в войну или до войны. С малых лет почувствовали, что такое голод, и холод войны. Опыт дисциплинирует. А еще тогда умели дружить. Мы, например, с Филиппом Поплавским из одного края. Он из Казатина, Винницкой области. Вместе призывались, вместе ехали в Читу, потом трое суток плыли на Сахалин – в дороге всякое бывало. Было дело, что по пути и сухарики просили, и кипятка горячего у машинистов. И Асхат с Ваней тоже отличные ребята – простые, много чего пережили в жизни. Но замечательные люди. Это, наверное, нас и спасло. А еще мы все время были заняты – это здорово отвлекало от дурных мыслей и ненужных разговоров.

– Чем занимались все это время?

– Работы на барже хватало. У нас было двойное дно, так вот нижнее дно было все изрешечено и мы постоянно вычерпывали воду, стоя по пояс в трюме в холодной воде. Плюс, нам необходимо было нести круглосуточную вахту, ведь в океане мог кто-то появиться, чтобы нас спасти. Ну, а в редкие часы мы пытались хоть как-то отдохнуть – качка была неимоверная. Нам пришлось связывать одеяла и всю ветошь, которая была в наличии – делали что-то наподобие коконов-гамаков и спали там по двое, чтобы не получить травмы от качки. Ну, и приготовление хоть чего-то сьестного…

– И ни разу не было желания расплакаться, покричать, позлиться?

– Представьте себе, что нет. Большая заслуга в этом Асхата – он был командиром, с каждым разговаривал, все объяснял и вел себя очень по-отечески. Сам он из многодетной семьи. А по поводу гнева – наоборот, мы старались друг друга поддержать, шутили по поводу нашей еды, вспоминали наш сухпаек на большой земле. Как-то Асхат, сварив сапог, пошутил: «А давайте представим себе, что это мясо первого сорта». Очень держался наш Ваня, потому что у него дома была беременная жена – мы просто не имели права раскиснуть и постоянно друг другу твердили, что нас найдут.

– Неужели за 49 дней мимо вас не прошло ни одно судно?

– Одно мы видели, но на нем не увидели нас, хотя мы даже разожгли костер. Но сильные волны его быстро потушили. Через 4 дня мы опять увидели вдалеке судно, но оно снова прошло мимо нас. И только на следующий день над нами появились самолеты, а следом – огромное судно. Это был американский авианосец «Кирсердж» (USS Kearsarge). На тот момент наша баржа была полузатопленной, а мы практически вібились из сил. Зиганшин, как командир, сказал, что бросать баржу мы не имеем права и предложил попросить топлива и продуктов. Мы поднялись на борт и рассказали американцам свою историю. Один из их матросов оказался украинцем, он и переводил американцам. А те в свою очередь признались, что наблюдали за нашей баржей несколько часов и ничего не могли понять. Почему такое маленькое плавсредство оказалось так далеко, что оно здесь делает и кто эти люди на нем. По правилам, наша баржа не могла отходить от берега далее, чем на 300 метров – а тут открытый океан и мы посреди него…

– Американские матросы были шокированы?

– Не то слово – они не могли поверить в нашу историю, затем спустились к барже – все осмотрели, Асхат показал им, что мы еще смогли бы продержаться – у нас оставался целый сапог и полчайника пресной воды. Капитан предложил нам еду и питье. Мы как-то сразу сориентировались, что есть нужно понемногу. Это я с послевоенных лет еще запомнил. Поели немного, попили, затем нас отправили в лазарет, где оказали первую медицинскую помощь, а еще помыли и побрили. Сами себя обслуживать мы уже не могли – были крайне слабы физически. Каждый из нас за этот период потерял от 20 до 30 килограмм веса.

– Страх был? Все-таки американцы тогда считались врагами?

– Со временем появился – дескать, нас могут взять в плен, завербовать, попытаться что-то выведать. Но американцы вели себя очень дружелюбно – матросы приносили нам ручки и зажигалки в подарок, постоянно расспрашивали о нашем путешествии и выживании, поэтому мы смогли немного расслабиться.

– Вас привезли в США…

– Да, прямо в порту Сан-Франциско нас встретил Генконсул СССР Александр Кардашов и врач посольства Валентина Озерова. Нас отвезли в посольство, а затем на личную дачу консула. А через день нам уже устроили пресс-конференцию перед журналистами. Что говорить мы не знали, и все время боялись сболтнуть лишнего. Неожиданно “выручил” нас Асхат, у которого тогда пошла носом кровь и конференцию пришлось прервать.

 И тут нам приходит телеграмма от Никиты Хрущева: «Дорогие товарищи! Мы гордимся и восхищаемся вашим славным подвигом, который представляет собой яркое проявление мужества и силы духа советских людей в борьбе с силами стихии. Ваш героизм, стойкость и выносливость служат примером безупречного выполнения воинского долга. Своим подвигом, беспримерной отвагой вы приумножили славу нашей Родины, воспитавшей таких мужественных людей, и советский народ по праву гордится своими отважными и верными сынами.  Желаю вам, дорогие соотечественники, доброго здоровья и скорейшего возвращения на Родину. Н. Хрущёв. Москва, Кремль. 16 марта 1960 года».

 – О ваших приключениях писали тогда и в американской и в советской прессе. Как отнеслись американцы к четырем советским военным?

– Замечательно. Некоторые даже просили дотронуться к нам – чтобы убедиться, что мы живые люди. А один журналист предлагал нам купить нашу историю. Но мы тогда не понимали – как это и отказались. Сан-Франциско нам понравился, были даже на приеме у мэра этого города – он нам ключи от города подарил, руки пожал. Потом еще неделю в Нью-Йорке пробыли – в основном в консульстве нашем. Нам, молодым, все это как-то странно было. Все эти вспышки, журналисты, расспросы, звонки. Если честно, то очень хотелось домой. Я понимал, что мама переживает, да и с будущей женой я начал встречаться еще до армии – тоже волновался, как она. Шутка ли – настолько исчезнуть.

Но больше всего американцев интересовал вопрос, как мы за столько времени не подрались, не поубивали друг друга, не съели… Мы не знали, что сказать. Хорошо, что нам перед пресс-конференцией позвонили журналисты из «Правды», немного рассказали, что говорить в таких случаях. Мы говорили, что нас воспитывали в духе взаимовыручки – дескать, в СССР это нормально.

– Как возвращались домой?

– Врачи запретили нам лететь самолетом – плыли морем до Франции. Перед дорогой в посольстве нам дали по 100 долларов. Я купил себе курточку и часы для своей девушки. Ребята тоже что-то там купили – духи, пальто, фонарики, авторучки. А сами американцы на дорогу нам подарили по бутылке виски. А уже во Франции, где тоже начали писать о нас, нам вручили железнодорожное знамя и отправили нас самолетом домой – прямо в Москву.

– Как встретила Родина?

– Хорошо встретили – с оркестром, цветами, было много людей, журналистов. А генерал Голиков (Филипп Голиков – начальник Главного политического управления Советской армии и Военно-морского флота, – “Флот 2017”) вручил нам по ордену Красной Звезды и огромный список – кого и когда мы должны посетить. Мы сначала по домам поехали, потом на отдых в Гурзуф, потом в свою часть на Дальний Восток, а потом уже нам предложили учиться в Ломоносовском мореходном училище ВМФ под Ленинградом. Мы втроем и пошли, а у Вани Федотова как раз родился сын во время нашего дрейфа, мы еще в гостях у него побывали в Благовещенске и он отказался продолжать учебу – остался с семьей.

После мореходки Асхат и Филипп остались в Ленинграде. А я работал в Североморске судовым механиков. Проработал где-то год, пока не заболел – что-то с легкими. Врачи определили, что мне не подходит климат. Пришлось вернуться в родную Украину, в Киев – так что море для меня закончилось в 1964 году.

– Ваш дрейф как-то помог устроиться в жизни?

– Один раз использовал свои награды – при трудоустройстве на завод «Ленинская кузница». Пришел раз, мне сказали, что вакансий нет, через время пришел к ним второй раз – тоже вакансий не оказалось. А потом пришел третий раз и говорю – вы хоть документы мои посмотрите. Ну они глянули и сказали к работе приступать на следующий день. Так и трудоустроился. А с жильем в Киеве мне помог тогдашний заместитель председателя Верховного Совета Украины Сидор Ковпак. Он когда встретился со мной – спросил, что мне нужно? Нужно было жилье, вот он и дал распоряжение о выделении однокомнатной квартиры.

– О вас в те годы слагали песни и снимали фильмы. А на улицах узнавали?

– Крайне редко. Я, например, никогда не кичился пережитым. С женой Валентиной был знаком еще с детства – когда вернулся, сразу же поженились. И на фильм «49 дней» в кинотеатр ходил – не понравилась картина. Слишком лихо закручен сюжет, в жизни все спокойнее было. 

Марко Вовченко